– Приступим, – сказал старик, приходивший тогда к Елизару. – Друзья, перед нами – княжна Анастасия. Не могу сказать, что она искушена в науках, но тянется к знаниям, а это само за себя говорит. Потому мы решили пригласить и ее. Должен предупредить, княжна: знания – вещь тяжелая.
– Я взрослый человек, – сказала Анастасия. – И жизнь немножко повидала, смею вас уверить. В моей стране женщины занимают несколько иное положение...
– Права на знания у женщин никто не отнимает и здесь, – мягко сказал старик. – Перейдем к делу. У ваших звездочетов есть что-нибудь подобное? – он показал на зрительные трубы.
– Нет, – сказала Анастасия, вдруг ощутив прилив жгучего стыда за тот мир, что остался далеко позади и временами казался уже чуточку не настоящим, то ли сказочным, то ли приснившимся. – Честно говоря, звездочеты наши имеют дело в основном со смутными легендами...
– А нет ли среди этих легенд рассказов о цвете и величине Луны?
Анастасия старательно подумала и ответила:
– Вроде бы в незапамятные времена Луна была другого цвета и гораздо меньше размерами... Это все, что я знаю. Вряд ли у нас есть кто-то, кто знает больше.
– Все сходится, – сказал кто-то.
– Все сходится, – сказал старик. – Елизар, будь добр... Елизар встал, развернул шелестящий свиток и укрепил его на подставке так, чтобы видно было всем. На белом листе – восемь или девять концентрических кругов. Старик медленно вышел вперед, остановился рядом с подставкой держа в худой сильной руке резную указку.
– Самые первые наши небесные хроники описывают Луну такой вот величины, белого или желтоватого цвета, – он указал на внутренний, самый маленький круг. – Примерно такой она была до того, что в Счастливой Империи называют Мраком, а у нас Хаосом. Поскольку к нам чудесным образом угодил человек, живший до Хаоса, это можно утверждать совершенно точно. Однако с течением столетий Луна увеличивается в размерах и постепенно меняет цвет, – он прикоснулся указкой к нескольким кружкам. – И принимает наконец облик, знакомый мне и вам – правда, со времен моего детства Луна еще более увеличилась в размерах. Как явствует из бесед с нашим гостем, это может означать только одно – Луна все ближе приближается к земле. Нынешняя наша наука не могла предсказать последствия этого. Теперь же... Говори.
Капитан выступил вперед, и Анастасия увидела, как он бледен. Он с трудом проглотил слюну, то поднимал голову, то упирался взглядом в пол.
– Я не специалист, – сказал он наконец. – Помню только то, что читал в детстве. Есть какой-то предел отдаленности Луны от Земли. Да, у него даже есть научное название. Но я не помню. Не все помню. За этим пределом, независимо от того, упадет Луна на Землю или нет, Землю ожидает катастрофа. Везде начнутся землетрясения, море бросится на сушу. приливные волны достигнут невообразимой высоты, пылища поднимется до небес. А если Луна упадет, будет совсем плохо. Города... Земля... Не знаю. Наверное, конец почти всему. Это страшно и надолго. Когда это произойдет, я не знаю. Быть может, можно как-то рассчитать, но я не умею... Завтра? Через сто лет? Не знаю. Но это неизбежно.
Анастасия подавила выкрик (так, кажется, было и с другими). Перед ее глазами пронеслись страшные, неоформившиеся и оттого еще более пугающие картины неких исполинских несчастий – земля вздымается к небу тяжелыми тучами перемешанного с обломками домов и деревьев чернозема и песка, стены рушатся, кладбища разверзаются, гробы взмывают ввысь вслед за водой рек, всплывающей в облака жутким, идущим наоборот, от земли к небу, дождем, и высоченная мутная волна смешивает все в неописуемую грязь... Она ахнула, ища взглядом помощи и поддержки.
Но все лица были как две капли воды похожи на ее собственное. Она знала это так хорошо, словно смотрелась в зеркало. Жуткое зеркало, беспощадное – как все зеркала, не умеющие лгать.
До сих пор все известные ей опасности приносила земля (Хвостатых Звезд боялись как-то по привычке, идущей неизвестно от каких времен. Никто не знал в точности, чем они страшны, и это обесценивало, обезличивало страх). Теперь опасностью стало само небо, и укрыться от него негде.
– Но ведь может пройти сто лет, ты сам сказал... – жалобно сказала она, не в силах взглянуть на Капитана.
– Все равно над детьми и внуками нависнет неизбежная гибель, – сказал кто-то. – Анастасия не разглядела его лица – перед глазами все плыло. Она с ненавистью подняла взгляд к Луне – та сияла над куполом, огромная, багровая, вдруг ставшая напоминанием о неотвратимой гибели мира.
Кто-то громко и невнятно задал вопрос, кто-то вскочил, несколько человек заговорили разом, и ничего нельзя было толком разобрать в этом гомоне. «Вот так начинается паника, невероятным усилием воли превозмогая животный страх, – подумала Анастасия, – паника нарастает, разгорается, и приходит миг, когда ничего уже не поправить и ничем больше нельзя управлять».
– Хватит!
Ей показалось, что это крикнул Капитан. Нет. Старик. Он вновь стоял у рисунка. Сорвал его с подставки – бумага сама свернулась в свиток – и швырнул в угол.
– Хватит, – повторил он чеканно, резко. – Смерть приходит тогда, когда нет сил бороться за жизнь. Пока для победы не сделано что возможно и невозможно, поражением она не обернется. Нужно искать. Нужно отправить наших людей туда, где они пока что не бывали. Во все края до пределов мира. Быть может, найдутся те, кто знает больше и способен на большее. Легенды о таких людях кружат давно, но никто не удосужился проверить, что за ними кроется. Будем искать. Кто смеет говорить, что все потеряно, не шевельнув и пальцем для победы? Кто посмеет? Молчите? И правильно. Ответить нечего. Нужно искать выход.